|
|
Объективное содержание научных открытий на рубеже XVIII-XIX вв. порой неправомерно истолковывалось даже самими авторами в духе субъективного идеализма и метафизики. Это и привело к постановке новой гносеологической проблемы естественнонаучного познания и математики, связанной с противоречием внутри самого естествознания – между объективно-диалектическим характером научных открытий и субъективно-идеалистическим их истолкованием. "... Этот конфликт, между достигнутыми результатами и укоренившимся способом мышления, вполне объясняет ту безграничную путаницу, которая господствует теперь в теоретическом естествознании и одинаково приводит в отчаяние как учителей, так и учеников, как писателей, так и читателей"36. Ожесточенная борьба между материализмом и идеализмом в естествознании и математике в период эволюции идей нашла свое отражение в различных концепциях интуиции, лежащих в основе идеалистических теорий познания.
Общественно-историческая обстановка, сложившаяся к середине XIX в., обусловила и иные подходы к разработке проблемы интуиции. Научное познание в этот период нередко уступает место религиозному: рационализм сменяется иррационализмом. В противовес логически строгому доказательству господствующее положение занимает алогизм, "критическая" философия заменяется "позитивной", апологетической по отношению к капитализму. Философская наука "обогащается" новоявленной задачей: сохранить священный ореол частной собственности. И первым мыслителем, философские воззрения которого были проникнуты этими новыми веяниями, был немецкий философ Шопенгауэр.
Артур Шопенгауэр (1788-1860) – "великий пессимист" буржуазной общественно-политической мысли XIX в. – весьма своеобразно и нетрадиционно трактует проблему интуиции. Его учение об интуиции и интуитивном знании явилось своего рода переходной ступенью от соответствующих классических теорий и концепций традиционной философии к одной из ее деградирующих ветвей – интуитивизму, получившему весьма широкое распространение на рубеже XIX-XX вв.
Философская система Шопенгауэра сложна и противоречива. Это удивительная смесь платонизма, картезианства и кантианства, в которой причудливо и парадоксально переплелись метафизика и диалектика, идеализм и материализм, сенсуализм и рационализм, консерватизм и либерализм, реакционность и гуманизм, мистицизм и атеизм. Твердыми и неизменными в этой эклектической мешанине остаются лишь глубокий пессимизм и открытая ненависть к официальной "университетской философии" тогдашнего Прусского государства, отождествляемой Шопенгауэром прежде всего с именами Гегеля, Фихте, Шеллинга. Одни ему ненавистны панлогизмом и рационализмом, другие – пустотой и никчемностью романтических устремлений и фидеизмом, а все, вместе взятые, – широкой популярностью и философским авторитетом, так больно ранившим честолюбие "великого пессимиста". Шопенгауэр открыто выступает против всяких научных авторитетов, что, впрочем, не мешает ему воздавать должное многим философам прошлого: Платону, Декарту, Спинозе и особенно Канту.
Ядро всей шопенгауэровской философской системы составляет учение о "Воле" – чистом и первичном сознании, основе всего сущего на Земле. Этот придуманный им феномен представляет собой в сущности не что иное, как трансформированную и приспособленную к нуждам собственной философской системы кантовскую "вещь в себе". Однако в отличие от своего духовного наставника Шопенгауэр объявил последнюю принципиально познаваемой, познаваемой исключительно через интуицию.
Для того чтобы понять суть шопенгауэровского учения об интуиции, необходимо прежде всего разобраться в основных принципах его гносеологической системы.
Сложный и диалектически противоречивый процесс человеческого познания Шопенгауэр трансформирует в абсурдную систему чистых антагонизмов, в которой диалектика естественным образом переходит в свою прямую противоположность – метафизику. Прежде всего автор стремится противопоставить друг другу теорию и практику, чувства и интеллект, непосредственное и опосредствованное, рассудок и разум, логику и творчество, науку и искусство, сознание и бессознательное, знание и ум. При этом безоговорочное и абсолютное предпочтение отдается, как правило, одной из противоположностей, другая же в лучшем случае принимает на себя функцию формального противовеса.
Философ не открывает ничего нового, когда рассматривает процесс движения познания от чувственных форм к абстрактному мышлению. Вслед за рационалистами он превозносит и роль разума, представляющего собой высшее творение природы, доступное лишь человеку, и возвышающего его над царством природы. Шопенгауэр отдает должное родоначальнику новейшей философии Декарту за то, что тот "впервые побудил разум стать на собственные ноги... научил людей пользоваться своей собственной головой, которую до тех пор заменяла библия... и Аристотель..."37.
Однако союз Шопенгауэра с рационализмом этим формальным реверансом, по существу, и завершается, ибо сходство взглядов здесь чисто внешнее, формальное. Образно говоря, разум, по Шопенгауэру, лишь царствует, но не правит, не выполняет основной функции познания – нахождения истины. Разум, оказывается, вовсе не раздвигает горизонты нашего познания ни вширь, ни вглубь, он лишь образует понятия и приводит их в определенную систему. Таким "понятийным знанием" пользуется наука. Но коль скоро из понятий можно извлечь лишь то, что в них заложено, ничего нового наука дать не может. Она познает лишь отношения вещей, а не их суть. Таким образом, наука, по Шопенгауэру, не более чем софистика, спекулирующая на пустых логических комбинациях (излюбленном приеме "лишенного ума и вкуса шарлатана Гегеля"). Накопление знаний – накопление мертвых понятий.
Принципиальная обреченность науки в достижении истины заключается в ее связи с практикой и подчиненности "Воле". Истина же лежит там, где нет господства "Воли", где нет понятия и логики. Лишь вырвавшись из этих оков, интеллект достоин истины и способен на творчество. Вот почему истинное восприятие действительности дано не в науке, а в искусстве, где нет понятий и где господствует чистое восприятие.
И Шопенгауэр спешит противопоставить искусство знанию как принципиально различные формы социальной деятельности: чистый гений противостоит заумному догматизму! Истинное творчество подвластно лишь гению, а критерием творческого продукта является принципиальная невозможность его перевода на язык понятий. "... Природный ум может заменить почти всякую степень образованности... но никакое образование не может заменить природного ума"38.
Однако стремление Шопенгауэра игнорировать принципы преемственности научного знания и принизить его самое выглядит неуклюжей попыткой огульной и бессодержательной критики той теоретической платформы, на которой он пытается построить свою собственную философскую систему, ничуть не сомневаясь в правильности выбора основания.
Итак, что же остается уделом разума?
Увы, обладая природой женщины, разум способен рождать, лишь восприняв. Всякое знание в конечном счете – закрепление в понятиях разума того, что познано иным путем. Познание – это прежде всего представление; основа всякого знания – наглядность – чувственное непосредственное восприятие.
Как уже отмечалось, Шопенгауэр считает ошибочным мнение, согласно которому истина может быть раскрыта лишь через доказательство. Скорее, наоборот: каждое доказательство нуждается в недоказуемой истине. Вот почему "непосредственно-обоснованная истина настолько же предпочтительна перед истиной, основанной на доказательстве, насколько ключевая вода лучше взятой из акведука"39. Непосредственность и есть основа всякого интеллекта; "...каждый истинный мыслитель в известном смысле подобен монарху: он непосредственен и никого не признает над собой"40.
Таким образом, непосредственность является необходимым условием и основой ведущей формы познания – рассудка. Сущность последнего трактуется Шопенгауэром весьма своеобразно. Рассудок – не голое чувство и не форма абстрактного мышления; он предшествует последнему в процессе познания по формальным признакам, но возвышается над ним по существу, превосходя разум по глубине и практической значимости. Отвергая фихтеанскую и шеллинговскую трактовки интеллекта как разума, Шопенгауэр интеллектуализирует именно рассудок. Рассудку, полагает он, доступно все, кроме понимания сущности явления, кроме постижения "вещи в себе". Последнее возможно лишь через высшую форму деятельности интеллекта (т.е. рассудка): интуитивно.
Что же представляет собой этот феномен, каково его истинное место в процессе познания, какую роль в человеческой деятельности отводит ему Шопенгауэр?
Интуиция – это то, что лежит в основе всякой мудрости, гениальности и в конечном счете истинности, представляя собой "величайшее наслаждение", какое только возможно для человека. Интуиция объемлет весь мир, проникает во все сущее; "...только то, что вытекает из интуиции... только это содержит в себе живой зародыш, из которого могут вырасти оригинальные и истинные творения..."41.
Мышление берет готовым то, что уже дала интуиция. Знания же, не подлежащие интуитивному подтверждению (т.е. абстрактные), есть не более чем "полузнания".
Интуиция, таким образом, есть чистое восприятие сущности, "вещи в себе". Общее для множества реальных объектов мыслится интуицией в едином понятии, а различное в них – как различие. Интуиция – это способность, определяющая сущность человека и его деятельность, ибо каждый индивид, согласно Шопенгауэру, создает себе свой мир и живет в нем: умный – в умном мире, глупый – в глупом.
Философ строго разграничивает интуитивное и рефлексивное (разумное) знание, рассматривая их как антагонизмы, антиподы. Весь мир рефлексии, по его мнению, "покоится на мире интуиции как своей основе"42. Прежде чем разум войдет в "рефлексию сознания", все должно быть воспринято рассудком, т.е. интуитивно.
Интуиция, равно как и фантазия, – удел и необходимый элемент гениальности, но не учености. Наиболее рельефно эти качества проявляются в искусстве, которое Шопенгауэр ставит превыше всего, в том числе науки и философии. В юные годы у человека, по его мнению, преобладает интуиция, в старости – мышление. Первое – время поэтики, второе – философствования.
В своей трактовке феномена интуиции Шопенгауэр постоянно стремится отмежеваться от "абсурдных идей" интуитивного знания, развиваемых Гегелем, Фихте, Шеллингом. Особенно резко он выступает против элементов мистики, фидеизма, приписывания интуиции "сверхчувственных" начал.
Шопенгауэр различает два типа интуиции: чувственную и интеллектуальную, но ни та ни другая не вписываются по существу в классические рамки соответствующих типов философских учений об интуиции. Обе они имеют то общее, что отражают нечто реальное, т.е. оказываются направленными на один и тот же объект познания. Различие же состоит в том, что чувственная интуиция – первична, условна, неглубока, в то время как интуиция интеллектуальная представляет особое, как бы "второе зрение" – наиболее глубокое и прозорливое, опосредствованное к тому же богатой гаммой человеческих эмоций.
Любопытно то, что первый тип интуиции автор именует "бодрственной", второй, исходящий от внутренних, скрытых явлений, называет "органом сновидений". При этом Шопенгауэр ссылается на особый вид сна – сомнамбулическое состояние, изучению которого он посвятил сотни страниц своих сочинений и в реальность и эвристичность которого верит не менее страстно и ортодоксально, чем "фидеист" Шеллинг в божественный характер своей интуиции. При этом "сомнительный" авторитет великого романиста ни в коей мере не идет в сравнение с авторитетом "ясновидящих сомнамбул", имена которых вылетают из-под пера Шопенгауэра, пожалуй, чаще, чем имена философов.
Подобного рода "сомнамбулическая", "магнетическая" интуиция является высшей формой постижения истины. В этой связи особое внимание автор уделяет проблеме бессознательного, поскольку считает последнее изначальным и естественным состоянием вещей, предпосылкой сознания и "главной основой жизни". И вообще, как полагает Шопенгауэр, мышление человека совершается наполовину бессознательно. "Наши лучшие, богатейшие смыслом и глубочайшие мысли возникают в сознании внезапно, как бы по вдохновению и часто сразу в форме какой-нибудь значительной сентенции. Но они все же... – результат долгого бессознательного размышления..."43.
Правда, Шопенгауэр не решается последовательно и до конца довести развиваемые им идеи о неограниченной силе и возможностях чисто интуитивного постижения истины. Видимо, понимая двусмысленность и эклектичность своей позиции, он стремится смягчить ее, перебросить мосты хотя бы в некоторые классические философские системы.
В.Р.Ирина, А.А.Новиков.
В МИРЕ НАУЧНОЙ ИНТУИЦИИ ИНТУИЦИЯ И РАЗУМ
М.: "Наука", 1978
«ОБЪЕКТИВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАУЧНЫХ ОТКРЫТИЙ НА РУБЕЖЕ XVIII-XIX ВВ»
Читайте далее:
Предыдущая страница: