|
|
Георг Вильгельм Фридрих Гегель (1770-1831) – крупнейший представитель немецкой классической философии – так определяет цель своей философской системы: "Настоящая форма, в которой существует истина, может быть только ее научной системой. Я поставил себе целью поработать над тем, чтобы философия приняла форму науки, чтобы она могла покинуть имя любви к знанию и стать действительным знанием"20.
Подчеркнув внутреннюю объективную необходимость научности знания, Гегель отмечает при этом, что обоснование основных положений системы научного знания и путей их получения может дать только систематическое изложение самой философии. Весь ход истории научного познания подтверждает эту знаменитую гегелевскую мысль: "Наступило время возвысить философию до науки". И не будет преувеличением сказать, что великому мыслителю XIX в. удалось внести существенный вклад в достижение этой сложнейшей цели. К числу заслуг Гегеля следует отнести и то обстоятельство, что в постановке и решении целого ряда проблем он вступает в глубокое и неразрешимое противоречие со многими из своих именитых современников и известных предшественников.
Итак, основную свою задачу Гегель видит в научной форме философствования, ибо только благодаря научности философия обретает значимость. "Утверждение, что настоящая форма истинности состоит в научности или, что то же самое, что истина только в понятии имеет элемент существования, я знаю, кажется, стоящим в противоречии с представлением, имеющим слишком большое притязание и распространение в убеждениях нашего века..."21 Гегель решительно выступает здесь против "убеждений" в том, что "интеллектуальная интуиция" и непосредственное чувствование являются средствами научного познания. Только в логическом развитии мысли, только в понятии раскрываются истины, составляющие основу философских принципов, могущих привести философскую науку к статусу стройной, логически завершенной научной системы. Но о какой же форме научного философствования может идти речь, если философ доверится внезапному озарению, ясновидению или же непосредственному постижению ума?
Несомненно, такое представление отвечало духу времени и было вызвано объективным развитием науки. Однако оно противоречило общепринятым тенденциям, широко распространенным в тогдашней философии. И Гегель прекрасно это осознавал. "Так как я основу существования науки, – писал он, – вижу в самодвижении понятия, то, по-видимому, рассмотрение, что приведенные и еще другие внешние стороны взглядов нашего времени о природе и внешней форме истины отклоняются от моего взгляда, даже прямо противоположны попытке представить систему науки в указанном определении, не может обещать моему произведению благоприятного приема..."22.
Недоумение по поводу столь неожиданных выводов, которыми так насыщено уже первое произведение Гегеля – "Феноменология духа", не замедлило проявиться среди друзей и наставников философа. "...Я признаюсь, – пишет Шеллинг Гегелю после знакомства с предисловием к "Феноменологии духа", – что я не понимаю смысла того, почему ты противопоставляешь понятие интуиции... Не можешь ведь ты подразумевать под понятием нечто иное, чем то, что мы с тобой называем идеей, которая, с одной стороны, является понятием, а с другой – интуицией"23.
Возражение Шеллинга основано на его принципиальном расхождении с Гегелем по интересующей нас проблеме. Если взять за исходное положение тезис Гегеля, по которому понятия "непосредственное" и "интуитивное" для него тождественны, то, обратившись к "Науке логики", нетрудно убедиться, что никакого противопоставления здесь нет. Для Гегеля идея основана на адекватном понятии, а последнее – на непосредственности. Однако Шеллинг все же усматривает противопоставление, несмотря на то, что сам Гегель в предисловии к "Феноменологии духа" не употребляет понятия "интуиция". Это может послужить поводом к тому, чтобы замечание Шеллинга не было "оставлено нами без внимания. Тем более, что Шеллинг не только современник Гегеля, но и его учитель, что позволяет предположить существование некоторых оснований, приведших его к такому заявлению.
Итак, перед нами дилемма: или Шеллинг неправильно понял Гегеля и его замечание необоснованно, поскольку "непосредственное" для Гегеля адекватно "интуитивному", или же Шеллинг прав, но тогда знак тожества Между указанными понятиями теряет смысл и возникает новая проблема: что же все-таки Гегель понимал под термином "интуиция"? Разрешение ее сводится к анализу гегелевских категорий "Идея", "Понятие", "Непосредственное", "Созерцание".
По Гегелю, "идея" имеет свою реальность, выраженную в некоей материальности. При этом идея выступает не как абстрактное, противоположное понятию "бытие для себя", а только как "становление", как простая определенность понятия. "Понятие", как таковое, есть тождество себя и реальности. Отсюда: идея в общем смысле есть и истинное бытие, единство понятия и реальности. Но идея, кроме того, имеет и определенный смысл, как единство субъективного понятия и объективности. По его определению, "идея есть адекватное понятие, объективно истинное, или истинное как таковое"24. Так, для Гегеля бытие достигает значения истины лишь постольку, поскольку оно – идея, а идея есть единство понятия и реальности, ибо нечто может быть истинно только через свою идею.
"Однако вначале идея опять-таки еще только непосредственна, иначе говоря, находится лишь в своем понятии..."25 В утверждении быть непосредственностью – значит находиться в понятии, Гегель подразумевает, что "в сфере понятия не может быть иной непосредственности, кроме такой, которая в себе и для себя содержит опосредование и возникла через его снятие, т.е. всеобщей непосредственности"26. Уже с этого положения содержание понятия "непосредственности" у Гегеля отличается от существующих трактовок Фихте, Шеллинга, Канта и др., поскольку он вводит для раскрытия содержания этого понятия новое понятие – "опосредствование". И "всеобщая непосредственность", которая единственная только и существует в сфере понятия, т.е. в сфере логики, в сфере научного познания, представляет собой некую "опосредствованную непосредственность".
Анализ понятия "непосредственности" выступает в гегелевской философии в двух различных ракурсах. В связи с ним встает вопрос, с одной стороны, о начале всякого научного знания и одновременно об изначальном принципе философствования, а с другой – о соотношении непосредственного и опосредствованного знания, обеспечивающего диалектическое движение познавательного процесса человеческой мысли. Нас будет интересовать первый из названных аспектов проблемы непосредственного.
Вопрос о поиске объективного начала – начала "всех вещей" представляется для Гегеля весьма важным. Не случайно поэтому его учение о бытии открывается разделом "С чего следует начинать науку". Затруднения с "началом", по мнению Гегеля, возникли в философии благодаря тем, для кого важно догматическое доказательство выбранных принципов, или же из-за тех, кто занимается поисками субъективного критерия опровержения догматического философствования, избравших для этой цели "внутреннее откровение", "веру" или же "интеллектуальное созерцание", иными словами, по вине тех, кто необоснованно отказывается от "метода и логики". Выступая против подобных попыток, Гегель вводит в свою философскую систему "логическое начало". Последнее для него выступает двояко: "как результат, полученный опосредованно, или как подлинное начало, взятое непосредственно"27. Но и оно опосредовано тем, что логическое начало само по себе уже стремится к получению чистого знания, которое есть абсолютная истина сознания.
В "Феноменологии духа" непосредственное сознание выступает как изначальное. Так же и в науке непосредственное служит предпосылкой. Результатом этого непосредственного является "идея как чистое знание". Оно и есть предпосылка в логике. Но, как отмечает далее Гегель, – "Главное для науки не столько то, что началом служит нечто исключительно непосредственное, а то, что вся наука в целом есть в самом себе круговорот, в котором первое становится также и последним, а последнее также первым"28. Без преувеличения можно сказать, что здесь Гегель поднимается на высоту мыслителя-диалектика, взирающего с этих вершин на иные распространенные в те времена концепции "начал философии", среди которых особое место занимает оригинальное начало "Я" (автором которого является Фихте).
Скептическое отношение Гегеля к интеллектуальной интуиции Фихте объясняется не только и не столько тем, что "Я" не является ни непосредственным, ни обыденным "Я" нашего сознания, а прежде всего тем, что, даже если "Я" и можно было определить как чистое знание или как интеллектуальное созерцание и представить его как начало философии, оно все равно не имело бы никакого смысла для науки. "Для науки главное не то, что существует в себе или внутренне, а наличное бытие внутреннего в мышлении"29.
Уже в критике фихтеанской концепции намечается тенденция к отрицанию не только интеллектуальной интуиции, но и любого рода чисто внутренних средств постижения истины, объявляемых принципиально противоречащими науке.
Поскольку философия может и стремится быть наукой, постольку она должна не только отказаться от попыток использования указанных "внутренних средств", но и искать свою собственную методологию, а не заимствовать свои методы у других наук, в частности у математики. И "точно так же она не может довольствоваться категорическими заверениями внутреннего созерцания"30. Доказательством тому, что и "чувственное созерцание" не является для Гегеля средством познания, служит его критика взглядов Канта.
Гегель указывает, что кантовское различение "понятия" и "созерцания" повлекло за собой "весьма неподобающее" отношение к самому понятию "созерцание", которое посредством расширенного толкования стали распространять на весь процесс познания. Но ведь и созерцание с необходимостью, по Гегелю, должно быть постигнуто в понятиях. "В новейшее время приходилось достаточно слышать о превосходстве геометрии, с одной стороны; то обстоятельство, что в ее основании лежит чувственное созерцание, было объявлено величайшим преимуществом, и даже высказывалось мнение, что высокая степень ее научности основывается именно на этом и что ее доказательства зиждутся на созерцании"31. Отказ от "чувственной интуиции" представляется логически оправданным и последовательным в плане гегелевской философии. Никакая интуитивная очевидность не может служить началом научного знания, поскольку "ни одна наука не создается через созерцание, а создается единственно через сферу мышления"32.
Но если так, то что же для Гегеля означает понятие "созерцание"? "Об истинно конкретном предмете мы знаем непосредственно. Непосредственное постижение – это созерцание"33. С другой стороны, Гегель следующим образом характеризует "непосредственное": "В этой науке о духе, охватывающем явления, исходят из эмпирического, чувственного сознания, которое и есть настоящее непосредственное знание..."34.
Сопоставление этих определений и повлекло за собой представление о непосредственном как интуитивном. Действительно, по Гегелю, все начинается с идеи, которая есть адекватное понятие, последнее, в свою очередь, начинается с непосредственности, которая есть созерцание и чувственное сознание. Но значит ли это, что "непосредственное" тождественно в понимании Гегеля "интуитивному"?
"Нет ничего ни на небе, ни в природе, ни в духе, ни где бы то ни было, что не содержало бы в такой же мере непосредственность, в какой и опосредование, – утверждает Гегель, – так что эти два определения оказываются нераздельными и неразделимыми..."35.
Итак, "непосредственное" и "опосредствованное" нельзя рассматривать как несвязанные и тем более как противоположные понятия гегелевской философии. Таким образом, речь идет об "опосредствованной непосредственности", посредством которой строится логическое начало, позволяющее впоследствии получать научную истину. Ведь даже самая первичная непосредственность, с которой начинается понятие "всеобщая непосредственность", тоже опосредствована. Идея есть понятие, но она не есть интуиция, как полагал Шеллинг, ибо истина не может постигаться через интуицию. Это противоречит основополагающей тенденции философии Гегеля – стремлению к строгой научности. И потому Шеллинг прав: Гегель действительно противопоставляет понятие – "интуиции", и идея для него – понятие, но не интуиция.
Если бы мы имели основания говорить о "непосредственной непосредственности" в противоположность "опосредствованной", тогда правомерно было бы приписать Гегелю отождествление такого рода непосредственности с интуицией. Непосредственная непосредственность, или интуиция, будь то на уровне чувственного или рационального, не может служить для Гегеля ни началом философии, ни ее методом. И не случайно Гегель нигде в свежих работах не использует термин "интуиция", столь распространенный в то время в философской литературе. Более того, он выступает с блестящей критикой философских концепций, успешно использующих интуицию в теориях познания (Кант, Фихте, Шеллинг, Якоби, Гаман, Шлейермахер).
Только опосредствованное "природой содержания" непосредственное знание может служить тем, что впоследствии "развертывается" в научном познании. К этому остается только добавить, что цепь "идея – понятие – непосредственность – созерцание – чувственное сознание" завершается у Гегеля более четким определением чувственного сознания. Оно есть "непосредственная достоверность" некоторого внешнего предмета, выраженная в понятиях и, следовательно, уже опосредствованная.
Характерной особенностью гегелевской философии, как это видно из проведенного анализа, является четкое определение содержания используемых в ней категорий. Поэтому нам представляется, что для привнесения в эти определения каких-либо добавлений, равно как и отождествления их с чем-либо, необходимо иметь достаточно веские, аргументированные основания, почерпнутые из его произведений. Содержания категорий "идея", "понятие", "непосредственность", "созерцание", связанных между собой, составляют важную часть категориального аппарата, используемого Гегелем, и не имеют ничего общего с "интуицией". Напротив, они противоречат ей и по определению и по назначению. Нет никаких оснований считать факт отсутствия термина "интуиция" в гегелевских произведениях случайностью; скорее, соображения принципиального характера явились тому причиной.
По своей манере философствования Гегель скорее глубок, нежели оригинален. Этим и объясняется непреходящий интерес к его учению. С этих позиций, видимо, и следует подходить к тому факту, что у Гегеля отсутствует какое бы то ни было учение об интуиции. К этому феномену сознания Гегель относится резко отрицательно, и наша задача сводится к тому, чтобы в этом негативном процессе выделить некоторые позитивные моменты.
Отказ Гегеля от интуиции вовсе не означает, что гегелевская философия не оказала влияния на разработку проблемы интуиции. В отличие от Канта, учение об интуиции которого по существу не получило дальнейшего развития, Гегель внес неоценимый вклад в исследование рассматриваемой проблемы.
Гегель-диалектик поставил проблему соотношения непосредственного и опосредствованного знания, отверг концепции, трактующие интуицию как с позиций алогического подхода, так и с позиций преувеличенного доверия к интеллектуальной и чувственной очевидности, представляемой в качестве основной методологии научного познания. Научная постановка проблемы интуиции не могла быть осуществлена вне вопроса о диалектическом соотношении непосредственного и опосредствованного знания, и Гегель тем самым предопределил пути ее дальнейшего исследования.
Но Гегель-идеалист не смог правильно решить намеченную им проблему соотношения непосредственного и опосредствованного уже по одному тому, что само понятие "опосредствованное" с идеалистических позиций не могло быть истолковано достаточно полно. И потому, подойдя вплотную к научной постановке проблемы интуиции, он оставляет ее вне сферы своего рассмотрения.
Гегелевская философская система представляет собой классический вариант абсолютно рациональной системы, автор которой не жалеет усилий, дабы "снять" все засоряющие ее "иррациональные остатки", объявив их иллюзорным, пустым вымыслом, поскольку рационально только то, что облечено в логическую форму. Подобное стремление, конечно, заслуживает одобрения, но не следует забывать о стесняющих рамках идеалистической системы, и Гегель, в конце концов, впадает в глубокое неразрешимое противоречие с самим собой. Пытаясь выйти из него, он вводит понятие "спекулятивного мышления", которое носит уже некий мистический характер. Но это и не интуиция. Это своего рода тяжкая расплата за отказ от нее.
Читайте далее:
Предыдущая страница: