НО ДЛЯ ПРОСТОТЫ РАССМОТРИМ ТОЛЬКО ЗАВИСИМОСТЬ ОТ ГЕРОИНА.
Но для простоты рассмотрим только зависимость от героина. Героин вызывает быстрое привыкание, организм требует все большую дозу, а также по мере употребления эффект постоянно уменьшается. Так, все большие дозы наркотика производят все меньший желаемый эффект. По мере привыкания наркоман уже употребляет героин не столько для того, чтобы испытать «кайф», сколько для избежания симптомов «ломки». Пытаясь все же словить свой «кайф», наркоман может не рассчитать дозу. И тогда передозировка. Смерть.
Но чаще наркоманы добровольно подвергают себя мучениям «ломки», чтобы «очиститься» и освободить себя от необходимости постоянно увеличивать дозу героина. Они снова и снова освобождаются от физической зависимости не только для того, чтобы успешно бороться с «ломкой», но и иметь возможность снова ловить свой «кайф». Таким образом, в основном наркоман страдает от отказа от героина наперекор яростным требованиям организма, вопреки боли и невыносимым мучениям «ломки» для того, чтобы заново получать «кайф». Он заранее знает, что рано или поздно ему снова придется пройти через семь кругов ада, но его это совсем не отпугивает.
Но почему? Если они могут избавиться от своей зависимости, то зачем снова привыкать к наркотику? Что же такое этот «кайф», чем он так привлекателен, что даже просто воспоминания о нем вынуждают сотни тысяч людей отказываться от наркотика, снова привыкать, играть со смертью, воровать, заниматься проституцией, бросать дом и семью и все, что им было дорого?
По моему мнению, эту роковую тягу к «кайфу» так и не поняли до конца. Ее постоянно путают с физической зависимостью от наркотика, вызванной химическим дисбалансом в организме, которая вынуждает не только продолжать употребление, но и увеличивать дозы. Но как только человек отказался от приема героина и последние следы его были выведены организмом, химический баланс восстановлен и физическая зависимость исчезла. Остались лишь воспоминания, навсегда запечатлевшие былые ощущения от наркотика.
Двадцатичетырехлетний наркоман пытается объяснить это. Вот его слова:
«Дольше всего по своей воле я продержался без наркотиков тогда, когда умер от передозировки мой старший брат. Тогда мне больше не хотелось продолжать. Думаю, меня хватило где-то на две-три недели. Тогда мне казалось, что из-за брата я действительно завязал. Но однажды я не удержался из-за второго своего брата. Я увидел его на углу улицы. На нем лица не было. Ему было явно совсем худо. У меня-то все было замечательно, я был весь разодетый и довольный жизнью. А ему было плохо. Тогда я спросил его: «Чего бы тебе хотелось больше всего? Какое твое самое заветное желание?» И он ответил: «Две дозы». Тогда я дал ему шесть долларов. Я знал, куда он сейчас пойдет и что будет делать, и какие ощущения испытает.
Должно быть, я уже прочно запал на «кайф».
Я посмотрел на брата. Он знал, о чем я думаю, и пожал плечами, как бы говоря мне: «А мне все равно». Тогда я сказал парнишке: «Слушай, вот еще шесть долларов. Возьми еще две». Потом мы закрылись в ванной в одном отеле. Сначала ввели дозу брату, потому что он был болен. Он уже ловил «кайф», тогда я набрал в шприц себе. И вот я сидел с этой дрянью в руке и все думал об умершем старшем брате. Мне не хотелось колоться из-за того, что произошло с ним. Тогда я мысленно сказал ему: «Надеюсь, ты все поймешь. Ты же знаешь, что это такое».
Он думал, что старший брат простит его за то, что даже его смерть не поборола тяги к «кайфу». Старший брат и сам испытывал его и должен понимать, что все, что остается, — это вернуться к игле. Память об удивительном ощущении уже засела в его уме, как он сам выразился: прочно запал на «кайф». Но почему так происходит? В его словах звучат лишь смутные намеки. Какая часть человеческого разума решает пожертвовать ради наркотика всем, чем только возможно?
Другой наркоман объясняет это так. Он говорит, что людям для счастья нужно множество разных вещей: любовь, деньги, власть, жена, дети, внешность, статус, одежда, красивый дом, да и мало ли что, а наркоману нужно одно, все его потребности можно удовлетворить одним махом — наркотиком.
Это чувство «кайфа» обычно считают чем-то причудливым и странным, не имеющим ничего общего с ощущениями в нормальной жизни и никак не соотносящимся с человеческой личностью. Про наркоманов лишь говорят, что они жалкие, слабые, незрелые, безответственные. Однако это не объясняет, почему же наркотик привлекателен настолько, что может перевесить все другие блага цивилизации, к которым жалкая личность могла бы иметь некоторую слабость. Жизнь героинового наркомана, мягко говоря, не из легких, поэтому было бы неправильно сбрасывать его со счетов как слабовольного недотепу. Остается только четко понять разницу между временно «чистым» человеком, склонным снова сесть на иглу, и тем, кто никогда не пробовал наркотиков.
Одна девушка-наркоманка, когда ее спросили, смотрела ли она на проходящих по улице нормальных девушек, перебила: «Завидовала ли я им? Да. Каждый день. Потому что они не знают того, что знаю я. Я бы не смогла быть такой же нормальной, как они. Однажды я пыталась, но когда я опять укололась, то один укол перечеркнул все мои старания, потому что только в тот момент я все понимала, я знала». Но и она не смогла ясно выразиться и описать, а лишь намекнула на это важнейшее чувство. «Я знала, что значит быть на вершине счастья. Я знала, что чувствуешь, накачавшись наркотиками. Не в первый раз я заставила себя отказаться от привычки, а это была самая вредная из тех, с какими мне приходилось бороться. И я отказалась от нее, черт побери, только по собственной воле. Но все равно вернулась к наркотикам».
После того, что пережила эта девушка, ее нельзя назвать слабовольной, а пережила она немало: отказ от наркотика даже без перехода на более мягкий, типа метадона; при этом она не находилась в тюрьме или больнице, где наркотики просто недоступны и, следовательно, не создают соблазн начать снова. Но чего она не смогла сделать — это забыть о том, что она узнала, забыть о том, чего не знает обычная девушка, забыть о том... что такое «кайф».
Мне кажется, было бы наивным полагать, что те, кто не знает, что открывается наркоману, повели бы себя иначе, чем он, если бы узнали о чувстве «кайфа». Существует множество случаев возникновения точно такой же зависимости у «нормального» человека, которому в больнице был прописан морфий в качестве обезболивания в случаях тяжелых заболеваний. Человек становился морфинистом, совершал преступления, чтобы как-то поддержать свою привычку без помощи медицины. Семья и дом не имеют достаточной силы и ценности, чтобы противостоять этому необъяснимому влечению к наркотикам. Дальше все идет по накатанной колее.
Психиатры, долгое время изучающие жизнь наркоманов, говорят, что у большинства из них наблюдается обостренный нарциссизм и что их увлечение героином — это внешнее проявление более глубоко сидящей озабоченности собственной персоной. Их детские желания также принимают и иные формы. Наркоманы демонстрируют присущие взрослому человеку невероятную хитрость и выдержку при добыче героина, но как только наркотик у них в руках, этих их качеств как не бывало. Они очень неосмотрительны и уязвимы для полиции — их притоны у всех на виду, они неоправданно рискуют своей жизнью и свободой, но неизменно списывают свой арест на то, что их кто-то заложил, или на другие обстоятельства.
Замечено, что основной эмоциональной чертой наркомана является огромное нежелание брать на себя ответственность за свою жизнь. По рассказам одного психиатра, когда его пациентка-наркоманка увидела другого пациента, подключенного к аппарату искусственного дыхания, она пришла в негодование и потребовала себе такой же аппарат.
Похоже, что то чувство, которое дает героин, очень сходно с ощущениями, которые испытывает ребенок на руках у матери. Долгие и бесцельные поиски чего-то необъяснимого и беспредметного заканчиваются, как только героиновый наркоман вводит свою дозу и испытывает искомое ощущение. Теперь он знает, как достичь этого чувства, и другие способы его достижения, которыми пользуются все остальные, наркомана уже не привлекают. Наверное, именно это и значили слова девушки-наркоманки: «...когда я опять укололась, то один укол перечеркнул все мои старания, потому что только в тот момент я все понимала, я знала». Она говорит о своих «стараниях» найти другие способы достижения этого чувства в обход наркотиков. На самом деле «другие способы» — это блуждание в потемках, на ощупь; длинный путь, ведущий в тупик, но мы кладем жизнь, чтобы пройти этот путь и ничего не найти в конце. «Чистый» человек не осознает непосредственной цели его поисков и поэтому более или менее спокойно блуждает в лабиринте своих иллюзий, думая, что идет в правильном направлении. Попутно он находит маленькие радости жизни и частично ими удовлетворяется. Но наркоман знает, где искать, где можно заполучить все сразу, так же как и ребенок получает все желаемое на руках своей матери; и наркоман не может удержаться и возвращается к своему кайфу, измученный чувством вины, затравленный, изможденный и больной, возвращается к тому, что на самом деле по праву принадлежит ему от рождения. Никакие опасности, наполняющие жизнь наркомана, и даже смерть не могут отвратить его от удовлетворения своей жизненной потребности. Личность наркомана, сконцентрированная на героине, отбрасывает последние остатки зрелости, которые ей удалось достигнуть, и остается на уровне ребенка, где его континуум был прерван.
Большинство наркоманов, если им удалось выжить, рано или поздно прекращают употреблять наркотики, предположительно из-за того, что под воздействием героина им удалось восполнить недостаток опыта «ручного периода» и они наконец эмоционально готовы к получению опыта другого родя, совсем как ребенок екуана готов к тому же в возрасте одного года. Трудно как-то иначе объяснить такой резкий разрыв с наркотиками, но факт остается фактом: среди старших поколений наркоманов практически нет, и совсем не потому, что все они умерли.
Бесполезно даже пытаться угадать, какую часть упущенного опыта «ручного периода», который длится от шести до восьми месяцев, нужно воспроизвести, чтобы пациент мог свободно перейти на следующий эмоциональный уровень. Возможно, исследования покажут, что лечение, описанное в послесловии, может и заменить употребление наркотиков. Если да, то наркоман лишь кажется больным, так как болезнь, наблюдающаяся у всех, у него просто всплыла на поверхность; для борьбы со своим недугом он избрал смертельно опасный наркотик, заменяющий опыт на руках у матери. Они могут больше нас нуждаться в лечении, но, возможно, когда-нибудь мы поймем, что это единственное отличие между ними и большинством из нас.
Однажды я увидела воскресную вечернюю телевизионную программу, где шли ожесточенные дебаты о нравственности. В них участвовали священники, гуманисты-атеисты и молодой человек хипповатого вида, который выступал за легализацию гашиша как первого средства в оздоровлении общества. Там выступала монашка и пара писателей, у которых также были собственные взгляды на правильное поведение человека. Мне показалось, что, несмотря на разногласия и тот пыл, с которым они отстаивали свои мнения, в позициях всех участников было больше сходств, чем различий. Все они были сторонниками той или иной жесткой линии. Все они были по-своему идеалистами. Одни стояли за ужесточение дисциплины и введение всяческих ограничений, другие — за большую свободу, но все они хотели улучшения условий для человека. Они все были ищущими, живущими по принципу «если бы только...», различались лишь те варианты, которые могут следовать после их «если бы...».
Мне кажется, что то, что мы называем «нравственностью», есть чувство континуума в различных его проявлениях. Мы все хотим, чтобы устройство общества отвечало потребностям человека-животного, при этом не слишком ограничивая нашу свободу и оставляя за нами право выбора поведения в пределах, гарантирующих благополучное существование. Эти люди, принадлежащие к «прогрессивному» обществу, далеко ушедшему от континуума, пытались найти путь к устойчивому счастливому состоянию человека, к состоянию, достигаемому обществами континуума путем долгой социальной эволюции.
Существуют два основных фактора, формирующих наше ощущение дискомфорта и неадекватности. Один из них — это чувство континуума, которое действует как мерило, определяющее соответствие (или несоответствие) происходящего ожиданиям индивида; другой — еще более древний, лежащий в глубине подсознания.
В любой мифологии есть положение, что когда-то люди были безмятежны и спокойны, затем утратили это чувство, но когда-нибудь могут обрести его вновь.
Тот факт, что все человечество утеряло беззаботность и спокойствие, нельзя списывать лишь на потерю человеком своего места в континууме в раннем детстве и недостатком соответствующего обращения и окружения. Даже у расслабленных и веселых екуана, получивших сполна ожидаемый опыт, существуют мифы о грехопадении человека и утверждение, что с тех пор люди так и живут вне состояния благодати. Но их мифология все же оставляет человеку надежду вернуть потерянный рай при помощи ритуалов, традиций и жизни после смерти. Описание подробностей обретения рая выходит за рамки темы этой книги. Здесь важно отметить общую для мифологических систем различных культур структуру. Похоже, просто родиться человеком уже достаточно, чтобы у него присутствовали внутренние желания и стремления, для толкования которых и необходимы мифологические объяснения и обещания.
Может показаться, что за сотни миллионов лет, прошедшие до того, как наши предки развили у себя интеллект, способный размышлять на тревожные темы смерти и смысла жизни, человек действительно жил в абсолютной безмятежности, жил лишь только настоящим. Как и любое другое животное, он мог наслаждаться способностью не волноваться и не переживать. Конечно, и зверям приходится терпеть различные лишения, голод, раны, страхи, но то, что постигло человека — потеря состояния безмятежности, — везде трактуется как сделанный им неправильный выбор. Однако, как мне кажется, выбор, даже неправильный, может сделать существо с разумом, достаточно развитым для того, чтобы принимать решения о выборе. Потеря спокойствия становится возможной лишь с достаточным развитием способности делать выбор. Человек обрел возможность выбирать, но потерял радость невинности (то есть невозможность сделать неправильный выбор). Потеря невинности заключается не в том, что человек сделал неправильный выбор, а вообще в способности выбирать. Нетрудно представить, что эти сотни миллионов лет невинности, в которой существовали наши предки, наложили такой отпечаток на наши долгосрочные ожидания, что нам все кажется, что безмятежность, спутница невинности, может быть каким-то образом обретена нами вновь. Мы наслаждались безмятежностью в утробе матери и потеряли ее в детстве, когда научились думать. Это ощущение, кажется, где-то совсем близко, его можно вот-вот вспомнить, обрести вновь, но оно снова ускользает и пропадает в суете мыслей, А в моменты просветления или сексуального экстаза нам чудится, что мы уже в нем, мы вспомнили... но экстаз прошел, всплывают осознание прошлого и будущего, воспоминания и утверждения, которые рушат хрупкое чувство настоящего, простое и прекрасное ощущение «я есть».
В погоне за этим незамутненным ощущением собственного бытия, «таковости» всего окружающего, восприятием мира без необходимости выбора и сравнений таким, какой он есть, человек придумал ритуалы и системы, с помощью которых можно остановить процесс мышления. Он изобрел способы, как обуздать непрерывный галоп мыслей, погрузиться в мир и просто быть. Человек стал тренировать свое сознание с помощью сосредоточения на ощущении пустоты, каком-либо предмете или слове, молитве или упражнении. Он, причиняя себе физическую боль и неудобства, пытается отвлечь ум от постоянной работы, отбросить предрассудки и вернуться в настоящее.
Обычно этот процесс «недумания» называют медитацией. Медитация является основным методом многих духовных школ, которые пытаются повысить уровень спокойствия. Часто в медитациях используют повторение мантры — определенного слова или предложения, которая вытесняет ассоциативное мышление — продукт разума. Когда поток мыслей замедляется и вовсе останавливается, физическое состояние человека меняется и в некотором роде напоминает состояние младенца. Дыхание становится поверхностным, и, по данным недавних исследований, мозг начинает излучать особые волны, не свойственные взрослому ни в состоянии сна, ни во время бодрствования.
Те, кто регулярно занимается медитацией, отмечают очевидное повышение уровня безмятежности, иногда называемой духовностью, которая благотворно влияет на другие стороны их жизни, даже те, в которых человек не делает усилий сдержать поток мыслей. Как и в случае с людьми цивилизации, обделенными опытом «ручного периода», занимающиеся медитацией пытаются восполнить недостаток опыта путем воспроизведения в себе недополученных ощущений ребенка на руках у матери, ощущений, которых также возможно достичь, принимая наркотики. Наиболее обделенные люди западных культур потратят немало времени, чтобы выбрать медитацию для достижения состояния «правильности» годовалого ребенка, живущего по законам континуума. Этим людям понадобится несравнимо больше времени для восстановления своей безмятежности, чем представителям других культур, где дети гораздо дольше находятся на руках у матерей.
«НО ДЛЯ ПРОСТОТЫ РАССМОТРИМ ТОЛЬКО ЗАВИСИМОСТЬ ОТ ГЕРОИНА»
Вернуться в раздел
Читайте далее:
Предыдущая страница:
