История тайных языков почти также длинна, как история человечества; цель их – добиться исключения посторонних. К примеру, старинный пароль, предназначенный для прохождения через караул, вероятно был менее трудным для понимания, чем обычные современные языки специалистов, способных утопить простое понятие в водовороте труднопроизносимого термина. А когда старое комбинирует с новым, результатом становится почти полная невозможность понять смысл.

Именно это произошло с Тантрой. Концепция Тантры не только обладает своими собственными, свойственными только ей оборотами речи, но, согласно одному из современных последователей этого учения, настаивает на том, что книги с общими описаниями наиболее высоких идей тантризма «должны быть написаны таким образом, чтобы из них нельзя было извлечь практической пользы… Определенные существенные моменты преднамеренно опускаются, а иногда целые отрывки построены настолько беспорядочно, что в них нельзя разобраться без руководства; более того, мистический язык содержания книги позволяет понять смысл только тем, кто получил это учение из первых рук». Целью такой политики, очевидно, является желание обмануть «беспринципных людей», которые обнаружили, что духовные Учения «можно извратить ради достижения земных целей», получив «психическую силу и мощные заклинания, которые «могут быть использованы во зло»

В результате тантрические тексты представляют собой благодатное поле для изобретательных ученых. Как следует понимать, буквально или метафорически, невероятные, порой обескураживающие ритуалы, являющиеся особой принадлежностью Тантры? К сожалению, ответ чаще зависит от крепости нервов исследователя, чем от его здравого смысла. А для читателя Тантра раскрывается в соответствии с глубиной его мышления и предстает как нечто омерзительное, как духовное откровение или как недоступный пониманию вздор.

Неизвестно в какой форме существовал тантризм, когда он только начинал возникать в первые века нашей эры; исследователи уделяют внимание не столько происхождению этого учения, сколько запутанным и эксцентричным вариациям, созданным на его основе. Но, чтобы привлечь многочисленных последователей, тантризм должен был изначально быть достаточно понятным, а если учесть его отношения с другими религиозными учениями, можно сделать вывод, что так оно и было.

По существу вся индийская философия была философией отвержения, отказа. В индуизме индивидуальным вознаграждением за добродетельную жизнь в течении бесчисленных воплощений было окончательное освобождение от мира со всеми его страданиями, причем освобождение не в результате перехода в какой-нибудь приятный и соблазнительный рай, а в несуществование, в блаженство небытия. Целью второй великой веры индусов, буддизма, было нечто подобное: нирвана была не раем, а прекращением бытия.

Основные верования индусов различались скорее не по своим целям, а по путям их достижений. Хинаяна, или «малая колесница» буддизма, требовала одиночества, самоотречения и умерщвления личности. Махаяна, «большая колесница», была менее изнурительным, более утешительным путем; человек на этом пути поддерживался благосклонными Бодхисаттвами. Самой быстрой из «колесниц» была промежуточная – ваджраяна, или «громовая колесница», которая стремилась магическим путем разрушить стену, отделявшую человека от нирваны. В индуизме тоже были свои системы; среди них – ньяйя, считавшая правильным путем достижение ясного логического мышления; йога с ее психической дисциплиной; и веданта, приверженцы которой считали, что медитация может помочь индивидуальной душе слиться с пустотой Мировой Души.

Все эти системы отрицали мир, как иллюзию. Они отрицали и все мирские удовольствия, от которых должен был отказаться тот, кто активно стремился к освобождению от круга перерождений. Кто не готов был отречься от всех наслаждений, в качестве компромисса должен был прожить свою жизнь как можно праведно, поддерживая себя фаталистической надеждой на то, что однажды освобождение все же будет даровано ему.

Тантра же предлагала нечто совсем иное. Эта была деятельна система, обещавшая освобождение и блаженство за одну-единственную жизнь тем, кто, наоборот, культивировал наслаждения, мечты, экстаз. Если мир являлся выражением божества, то все, что существует в мире, тоже должно быть божественным, и ему следует поклоняться, а не отвергать его. Это было откровенно гедонистическое учение, и неудивительно, что оно немедленно нашло много приверженцев.

По мнению некоторых исследователей, тантризм, подобно многим другим революционным верованиям мировой истории, был религиозным выражением политического бунта, протестом против сложившихся социальных отношений. Действительно, многие из практик тантризма были сознательно направлены на подрыв классово-кастовой системы, а другие и вовсе попирали условности. На более поверхностном уровне тантризм обладал вседозволенностью, отрицающей авторитеты и законы.

Существовали резкие различия между тантрическими школами и в индуизме и в буддизме. Однако всех тантристов объединяло стремление достичь небытия, которое они рассматривали как предельную и подлинную реальность, в то время как чувственно ощутимый мир, в котором они жили, был для них не более чем иллюзией. Требовалось так сместить точку зрения, чтобы человеческая душа, этот призрачный мираж, могла соединиться и слиться с подлинной субстанцией Мировой Души.

Это было непросто, поскольку требовалось изменить направление потоков творческой энергии в душе и теле человека в соответствии с подобными потоками в Мировой Душе. Все, что включало в себя творческую энергию человека (или вообще любую активную деятельность), могло быть истолковано в тантрических терминах. И главное, не обязательно нужно было управлять энергетическими потоками напрямую. Правильно употребленные магия и секс могли значительно упростить задачу.

Мантра была разновидностью магической звуковой формулы: слог или последовательность слогов, будучи произнесенные правильным образом, служили для концентрации энергии и направления ее в нужное русло. Янтра была зрительным эквивалентом мантры. Тантристы считали, что с помощью этих формул можно заставить богов наделить человека властью, благодаря чему он ускорит свое продвижение на пути. Не все мантры были средством принуждения. Величайшая и наиболее используемая из них ( цель ее имеет много общего с коленопреклонением для христианина ) звучала так: « Om mani padme hum»; резонанс этой мантры создавал в пространстве тончайшую вибрацию. Она имела (и имеет) много смысловых слоев, но обычно ее переводят как «драгоценный камень в лотосе», что является метафорой сексуального акта.

Сексуальная символика не ограничивалась только мантрами, В Индии (но не в Тибете!) тантрический буддизм был почти неотличим от буддизма ваджраяны, «громовой колесницы». Сексуальный путь к небытию здесь расширял свою притягательную образность благодаря отношению к богиням как к своего рода «проводникам электричества», направляющим энергетические потоки человека непосредственно к Мировой Душе. По определению, Мировая Душа не познаваема, но тантристы представляли ее в виде величественного, всемогущего, надменного и пассивного Шивы. Энергия Мировой Души была сосредоточена в ее шакти, женском аспекте, с которым мужской аспект пребывал в вечных обьятиях – даже тогда, когда шакти одновременно осуществляла свою активную деятельность в мире. Имеется в виду сексуальная активность..Это была единственная форма, какую могла принять женская творческая энергия..Таким образом, тантрист, совершавший сексуальный акт с «богиней», не только подражал ее божественным обьятиям, но и становился их частью; а слиться в одно целое с шакти значило слиться и с самой Мировой Душой.

Основные тантрические ритуалы требовали обязательного присутствия гуру, который должен был следить за тем, чтобы ритуальный секс не выродился в потворство своим желаниям и чтобы соблюдалась надлежащая процедура. Не надо забывать, что главный метод тантризма – культивирование удовольствий ради освобождения от круга перерождений.

Разумно предположить, что подавляющее большинство тантристов не продвигались дальше начальной стадии, включающей в себя наслаждения, обещанные учением, элемент социального неповиновения и духовный элемент, как ощущение власти, вызываемое пользованием магических формул и картин.

Однако существовали и такие люди, которым этого было недостаточно ; они полностью посвятили себя учению достижения блаженства за время одного воплощения. Общей книги правил не существовало, для каждого новичка составлялись индивидуальные предписания, и поэтому информация, дошедшая до нас, фрагментарна и зачастую пртиворечива. Но известно, что кандидаты в посвященные проходили особую церемонию с партнером, превращаемым в «сосуд божественной энергии» с тантристом более высокого уровня..Эти партнеры, обычно бывшие женщинами, назывались буддистами «дакини».

Пройдя посвящение, новый ученик, садхака, исполнял интенсивную ритуальную практику, включавшую продолжительные экстатические медитации, произнесения мантр, концентрацию на ментальных образах, реализацию способности объединения мужской и женской энергии. Партнер из плоти и крови был необходим садхаке только на относительно раннем этапе; на более продвинутой стадии было достаточно «внутренней реализации». С физеологической точки зрения в это трудно поверить, но на втором уровне теории тантризма, связанном с «тонким телом», это вполне реально (т.е. энергетическая система чакр, каналов, эфирного двойника).

Лишить тантризм его религиозной образности, его самогипноза, его молитв (в корне различающихся в буддистском и индуистском вариантах – все равно что лишить Библию ее поэзии и ее откровений. Не так много религий выглядят привлекательно без своих одеяний. Но, как отмечает один современный европейский ученый, тантризм – это нечто большее, чем секс и магия. По его словам, индуистские и буддистские критики «постоянно выдвигали предположения, что тантристы используют религию только как маску для сексуального желания и разврата; а тантристы постоянно отвечали, что вся сложная, трудоемкая и исключительно трудная практика, которой следуют тантристы, вовсе не обязательно должна удовлетворять сексуальное желание, целей которого можно достичь гораздо проще и без всяких ухищрений. И это, несомненно, правда.

Тьями