|
|
Зная, что ребёнок имеет хорошо развитый слух, мы не удивимся, что он способен слышать и узнавать музыку. Четырёх- и пятимесячный плод явно реагирует на звук и мелодию, и реакции его очень разнообразны. Включите музыку Вивальди – и даже самый беспокойный ребёнок расслабится. Включите Бетховена – и наиспокойнейший из детей начнёт двигаться и толкаться в матке.
Конечно же, личность – гораздо более сложное явление, чем просто сумма того, что мы узнаём до и после рождения. Я имею в виду, что поскольку известно, что некоторые события, которые человек переживает на ранней стадии своего развития, влияют на формирование черт его личности, женщина может оказать влияние на этот процесс задолго до рождения ребёнка. Один из способов – бросить курить или сократить количество выкуриваемых сигарет на время беременности. Можно разговаривать с ребёнком. Он действительно слышит вас и, что ещё более важно, он отвечает на то, что слышит. Мягкий, спокойный тон речи – свидетельство того, что он любим и желанен. Он не понимает слов, но он хорошо понимает интонацию. Он достаточно интеллектуально развит, чтобы понимать эмоциональный настрой речи своей матери.
Возможно даже начать обучение ребёнка до рождения. Самое простое, что может сделать беременная женщина, – по несколько минут каждый день слушать спокойную музыку. Это позволит её ребёнку ощутить покой и расслабиться. Возможно, слушание музыки in utero будет предпосылкой возникновения у человека глубокого интереса к музыке на всю жизнь. Так случилось с Борисом Броттом, дирижёром филармонического симфонического оркестра Хамильтон (Онтарио).
Однажды, несколько лет тому назад, я услышал интервью с Броттом по радио. Это очень интересный человек, обладающий даром рассказчика. В тот вечер ему задавали вопросы об опере; в самом конце беседы корреспондент спросил его, как зародился его интерес к музыке. Это был простенький вопрос, заданный, как мне показалось, исключительно чтобы протянуть время до конца передачи. Но Бротт задумался. Он поколебался несколько секунд, а затем сказал: “Знаете, может быть, это прозвучит странно, но музыка стала частью меня ещё до рождения”. Поражённый этим ответом, корреспондент попросил объяснить, что он имеет в виду.
“Дело в том, – сказал Бротт, – что в молодости я удивлялся одной своей странной особенности. Я мог дирижировать некоторыми произведениями, партитуру которых я никогда не видел в глаза. Например, я дирижировал произведением впервые – и вдруг партия виолончели сама возникала в моём мозгу и я знал, что написано на следующей странице раньше, чем переворачивал ноты. Однажды я рассказал об этом своей матери, профессиональной виолончелистке. Я думал, она удивится, потому что именно партия виолончели каждый раз оказывалась мне знакомой. Сначала она действительно удивилась, но когда я назвал ей произведения, с которыми происходило это чудо, загадка тут же разрешилась. Всё, что оказывалось знакомым мне ещё до прочтения партитуры, моя мать играла в то время, когда была беременна мною”.
Несколько лет назад, на конференции, я узнал ещё об одном примере обучения in utero, который не только был столь же удивительным, как история Бротта, но и подтверждал концепцию доктора Труби формирования речевых навыков до рождения. История эта была рассказана американкой, которая во время беременности жила в Торонто. Однажды она услышала, как её двухлетняя дочь, играющая в гостиной на ковре, бормочет себе под нос: “Вдохните, выдохните, вдохните, выдохните”. Мама этой девочки узнала эти слова сразу же: это было упражнение по методу Ламаза. Но где могла её дочка их слышать? Сначала она подумала, что девочка могла услышать их в телевизионной передаче, но вскоре поняла, что это было невозможно. Они жили в Оклахоме, и программа давала бы американский вариант упражнений по Ламазу. Фразы же, произносимые её дочкой, были только в канадском варианте. Этому могло быть только одно объяснение: её дочка слышала их и запомнила, находясь ещё в утробе матери.
Ещё не так давно история, подобная этой или рассказанной Борисом Броттом, могла бы быть опубликована лишь в разделе курьёзных случаев в медицинской газете. Но сейчас подобные случаи наконец-то стали предметом серьёзных научных исследований, и это благодаря развитию интереснейшей новой дисциплины, название которой – пренатальная психология. Исследования в этой области ведутся в основном в Европе, специалисты приходят в неё, как правило, из акушерства, психиатрии, и клинической психологии. Эту дисциплину можно назвать исключительной не только из-за существа предмета исследований, но и в результате возможности широчайшего применения их результатов на практике. В действительности, в течение всего десяти лет, прошедших со времени возникновения пренатальной психологии, мы узнали достаточно о мозге и эмоциях неродившегося ещё ребёнка, чтобы спасти тысячи детей от пожизненных эмоциональных расстройств, ведущих к возникновению болезней.
Я говорю “мы”, потому что меня привело в пренатальную психологию данное себе самому обещание научиться предотвращать такие трагедии. В течение многих лет практической работы и преподавания перед моими глазами прошли сотни людей, перенёсших тяжелейшие травмы в период внутриутробного развития, пациенты, несчастья которых могут быть объяснены только в связи с тем, что они перенесли in utero или во время рождения. И мой опыт в этом отношении не уникален; многие из моих коллег имели дело со случаями такого рода. Мне кажется, что пренатальная психология наконец предлагает нам прежде всего способ предотвращения многих подобных трагедий. Кроме того, мы получили практическую возможность дать больше шансов вступить в эту жизнь свободными от умственных и эмоциональных расстройств, которыми страдали дети до сих пор, целому поколению людей.
Я не утверждаю, что мы изобрели панацею, которая избавит нас волшебным образом от всех зол. Я также не говорю, что любое самое обычное расстройство отрицательно сказывается на ребёнке в утробе матери. Жизнь не стоит на месте, и нас формируют события, происходящие в нашей жизни, когда нам двадцать, сорок и шестьдесят лет.
Но очень важно знать, что события, происходящие на самых ранних стадиях нашей жизни, влияют на нас особым образом. У взрослого человека и у родившегося ребёнка, хотя и в меньшей степени, было достаточно времени, чтобы сформировать механизмы защиты. Ребёнок в матке матери ещё их не имеет. Все влияния на него оказываются прямыми. Поэтому эмоции матери оставляют столь глубокий отпечаток в его психике, поэтому их след так сильно влияет на него в дальнейшей жизни. Основные характеристики личности редко изменяются. Если в мозгу ребёнка ещё до рождения запечатлелся оптимизм, чтобы стереть его, потребуется огромное количество несчастий. Станет ребёнок художником или механиком, предпочтёт ли он Рембрандта Сезанну, будет правшой или левшой? Все эти подробности лежат за гранью наших сегодняшних знаний, и мне, честно говоря, кажется, что и то и другое одинаково хорошо. Если бы стало возможным предсказывать с абсолютной точностью самые конкретные личностные характеристики человека, это лишило бы жизнь её загадочности.
Наши познания могут оказать практическую пользу тем, что при их помощи можно определить и предотвратить причины возникновения серьёзных проблем развития личности. Многие женщины понимают, что забота о собственном эмоциональном состоянии – это забота о неродившемся ребёнке. Мы как учёные подтвердили эту истину своими исследованиями, но мы пошли и дальше. Я думаю, что возможность установить ещё в период внутриутробного развития наличие потенциально опасного и неадекватного поведения ребёнка может быть поистине спасительной для тысяч ещё не родившихся детей, их родителей и в целом для общества. До некоторой степени мы уже начали использовать эту возможность, и результаты часто оказываются поразительными. Иллюстрацией этого утверждения может служить пример такого исследования.
Читайте далее:
Предыдущая страница: